Правда и ее последствия[Truth and Consequences] - Кэмерон Доки

— Мне ничего не известно, — возразила Фиби. — И в любом случае это тебя не оправдывает. Или ты мне веришь, или нет. Дискуссия окончена. Я еду домой.

И, не проронив больше ни слова, она развернулась и зашагала прочь, оставив Коула стоять с раскрытым ртом посреди улицы.

ГЛАВА 4

Окошки родного дома приветливо светили сквозь туман. «Как же здорово вернуться», — думала Фиби, сворачивая на ведущую к дому дорожку. Она заглушила мотор и на мгновение положила голову на руль, почувствовав полную опустошенность.

Она старалась всю дорогу думать лишь о том, чтобы правильно вести машину. Тем более что туман становился все гуще. Ей хотелось орать от отчаяния или реветь от обиды. Даже неизвестно, какое чувство было сильнее.

Фиби повернула переднее зеркальце и, глядя в него, привела себя в порядок. Кажется, она давно не выглядела такой подавленной. Сестры наверняка засыплют ее ненужными вопросами. А ответить ей нечего. По крайней мере, сейчас. Ведь у нее самой появились вопросы к себе. Например, как же они будут дальше жить с Коулом, если он ей не верит?

«Не думай об этом сейчас, Фиби, — приказала она себе. — Лучше подумай о хорошем. До тех пор, пока не поднимешься в свою комнату и… и не придумаешь, что делать дальше».

Фиби выбралась из машины и направилась к входной двери. Коул вел себя слишком по–человечески и обидел ее.

Она вставила ключ в замок и открыла дверь.

— Эй вы, Том и Джерри, я вернулась! — крикнула Фиби с порога.

Ответом была тишина, и это ей совсем не понравилось. Потом она услышала шепот, доносившийся из гостиной. Но его заглушил усилившийся вдруг звук телевизора.

— Она уже забыла, как нас зовут! — раздался голос Пейдж.

Фиби вошла в комнату, слегка растерявшись. Пейдж сидела на кушетке в безразмерной ночной рубашке с надписью: «Я люблю Сан — Франциско». Это был подарок одного молодого клиента, которым она неожиданно увлеклась. Между ней и Пайпер стояла огромная чашка с попкорном, который чуть ли не сыпался на пол.

На Пайпер была ее любимая фланелевая пижама, поверх которой красовался фартук. Не отрывая глаз от телевизора, она пихнула сестру коленкой в бок и взяла полную пригоршню попкорна.

— Да оставь ты ее в покое, — произнесла Пайпер с набитым ртом.

— Она могла назвать нас хотя бы женскими именами, — заметила Пейдж. — А ты убери лапы от моего попкорна.

— Я беру только те хлопья, на которых написано «Пайпер», — возразила та и отправила в рот еще одну пригоршню. При этом ни одна из сестер так и не взглянула на Фиби.

«Ну вот, зря я волновалась, что меня засыплют вопросами», — подумала она.

Одна часть ее сознания обрадовалась этому, и Фиби решила поскорее подняться наверх, пока сестры не заподозрили неладное. Но другая половина считала, что раз сестры не проявляют сочувствия, то дела совсем плохи.

И тут они все–таки обратили на нее внимание.

— Ну, Фиби, — начала Пайпер, отведя взгляд от экрана, — как там твое… — и снова уставилась в телевизор. — О, это мое любимое место!

— Но оно такое грустное! — воскликнула Пейдж, и ее глаза, к удивлению Фиби, наполнились слезами. Она уронила голову на плечо сестре.

— Да, это так, — согласилась Пайпер, и у нее тоже навернулись на глаза слезы. — Но если не пройти через грустное, то не будет и счастливого конца.

— Только уж ищи мораль в этой истории одна, — попросила Пейдж.

«А почему ревете–то? — подумала Фиби. — Будто сегодня все с ума посходили!» Коул вел себя как старый ревнивец, хотя они еще не поженились. Сестры вообще вытворяли черт–те что. Пожалуй, один Лео мог бы объяснить, из — за чего все неожиданно стали чокнутыми, но его–то как раз рядом и не оказалось.

— Я ложусь спать, — объявила Фиби, и ей показалось, что никто этого не услышал.

— Сладких тебе снов, дорогая, — вздохнула Пайпер.

— До завтра, — выдавила Пейдж сквозь слезы.

Фиби стала подниматься по лестнице, потом остановилась и спросила:

— Что же такое вы смотрите?

Пейдж подняла голову с плеча Пайпер:

— «Искатели утраченного ковчега».

Коул ехал по ночному городу куда глаза глядят, лишь бы дорога была не слишком забита. На его мощной и маневренной машине даже в такую туманную ночь можно было гнать на полной скорости. Но чем быстрее он несся, тем яснее становилась правда: он потерпел поражение.

Фиби права — Коул вел себя как ревнивый глупец. Но это еще куда ни шло. Кажется, он действительно был не прав. А значит, Фиби оказалась несправедливо обиженной.

Коул инстинктивно свернул в сторону Золотых Ворот. Почему–то всякий раз, проехав по этому мосту, он чувствовал себя значительно лучше. Ему казалось, что в тот момент, когда над головой вырастают его устремленные ввысь конструкции, машина летит по воздуху в свободном полете.

По дороге Коул размышлял над тем, сколько времени у него уйдет на то, чтобы обдумать вещь, которая для смертных вполне естественна, — как извиниться перед любимой женщиной.

Фиби лежала в постели, изо всех сил борясь с желанием натянуть одеяло на голову, как делала в моменты глубочайшей тоски. Да, она сильно расстроилась, но все же не до такой степени.

Или именно до такой?

Фиби села на кровати, взбила подушки и опустилась на них, привалившись к спинке

кровати. Кажется, ей все же нужно натянуть одеяло на голову, иначе не совладать с депрессией.

Она подтянула колени к груди и подумала: «Ну же, ты должна с этим справиться». На нее навалились мысли обо всем тяжелом, что произошло за последнее время — от ссоры с Коулом до смерти Прю.

«Ладно, начнем с Коула», — сказала она себе. Львиная доля ее тоски была связана именно с ним. И вдруг она поняла, что сейчас больше расстроена из–за сестер. Кажется, они вели себя как–то не так.

«Ну вот, — подумала Фиби, — теперь уже я ревную».

Ей очень хотелось, чтобы у Пейдж и Пайпер возникло взаимопонимание. Они были такие разные. Привыкнуть к перестановкам в семье не так–то просто. Но вот теперь, когда ее желание, кажется, сбылось, она осталась в стороне.

Фиби казалась самой себе ненужной и выброшенной. Хотя поведение сестер было странным, интуиция подсказывала ей, что они сошлись так близко не без веских причин. Они явно что–то скрывали от нее. Это ясно, как день.

Но что же это было?

Когда неожиданно всплыл ответ, ее руки отпустили колени, а ноги резко распрямились.

Теперь, когда она смогла четко сформулировать вопрос, ответ показался очевидным. Сестры могли обсуждать лишь одну тему — их с Коулом отношения. Близящуюся свадьбу.